Здесь за городом еще виднелись островки почерневшего снега, а с крыш, из водосточных труб стекала вода.
— Тут на крыльце у меня круглосуточный пост был. И у парадного хода часовой стоял, — рассказывал он Макару. — Дом после пропажи прочесали, можно сказать, насквозь и даже глубже. Нет тут коллекции, точно — нет, можешь мне поверить.
Они вместе обошли вокруг дома, вышли к парадному крыльцу, где всего час назад разыгрывалась сцена из старинной роскошной жизни.
Макар открыл дверь и вошел в вестибюль.
— Вот по этой лестнице аккурат ящики и таскали… — объяснял Петровых, поднимаясь по лестнице. — Гляди-ка, перила поломанные… Мы и поломали, язвия его дери…
— Чердак обыскивали? — спросил Макар.
Глаза его смотрели на Петровых строго и недоверчиво.
— Обыскивали, — пожал плечами Петровых.
— Стены простукивали? Подвалы осматривали?
— Вроде простукивали, — снова повторил Петровых.
— Вроде, — передразнил Макар. — Здесь должны быть ящики! Больше им быть негде! — с завидной уверенностью сказал он и решительно направился на чердак.
Через два часа мрачный, перепачканный, весь в пыли и паутине, с продранным локтем, Макар бродил по пустынному дому уже без прежней уверенности. Нигде не было даже следов, способных натолкнуть его на какие-либо предположения.
Петровых сочувственно поглядывал на Макара и тяжело вздыхал.
— Митрича, плотника… допрашивал? — спросил Петровых, когда они наконец уселись покурить на подоконнике в зале второго этажа.
— Митрича… нет.
— Возьми его в оборот. Он ящики сколачивал, может, чего и знает.
— Нету Митрича, — вздохнул Макар.
— Как так нету?
— Кокнули Митрича.
— Наши?
— Нет.
— Белые?
— Нет.
— А кто же?
— Бандиты.
— А старуху княгиню видел?
— Нет. В прошлом году умерла от тифа.
Петровых почесал затылок.
— А Тараканова… допрашивал?
— Нет, — вздохнул Макар. — Пропал Тараканов. Исчез. Будто сквозь землю провалился…
— Шутка сказать… Три года прошло… Ищи ветра в поле.
Макар еще раз оглядел стены, обитые вишневым шелком, с большими темными прямоугольниками на тех местах, где когда-то висели картины.
— Нечего здесь делать, — сказал он сокрушенно. — Пошли.
Решительно натянув кепку, он направился к выходу. И вдруг, проходя по залу, он остановился. Возле большого камина на затянутом пылью паркете виднелась какая-то свежая, едва заметная полоса. Эта дугообразная полоса как бы от раскрывавшейся двери возле камина была непонятна и неестественна.
Макар внимательно осмотрел пол. На паркете виднелись следы ног. Их было много, и разобраться в них было почти невозможно, хотя Макар, как ему казалось, узнал следы собственных сапог и матросских ботинок своего спутника — они проходили здесь, наверно, раз десять. Но дугообразная полоса никак не могла быть объяснена их собственным присутствием. Макар провел ладонью по мраморной поверхности камина, ощупал ребра, нагнулся, заглядывая в печное отверстие.
— Ты чего увидел, а? — спросил Петровых.
Макар вскочил и выбежал из комнаты. Потом вернулся с большой кувалдой и ломом и, задыхаясь от волнения, сказал:
— За камином тайник. Факт.
Он забрался на каменную решетку и стал ломом дробить кирпич. Кирпич не поддавался.
— Ну-ка я попробую. — Взяв кувалду, Петровых сменил Макара.
Макар ликовал — он предвкушал победу. И действительно, вскоре ему с Петровых удалось пробить такое отверстие, через которое Макар проник в тайник.
Но и его, как и Тараканова, ожидало разочарование.
— Пусто? — спросил Петровых.
— Пусто, да не совсем. — Макар протянул Петровых осколок Пегаса. — Коллекция была здесь. Обвели тебя вокруг пальца как маленького, Петровых!
Шведский коллекционер Ивар Свенсен завтракал в номере парижской гостиницы «Мажестик», когда его секретарь доложил о приходе посетителя.
— Вас хочет видеть князь Тихвинский.
Свенсен, высокий, нестарый еще человек с поседевшими слегка висками, нахмурился:
— Я не могу его принять. Я занят…
— Господин Свенсен, рано или поздно вам придется встретиться с князем, лучше не откладывать.
Нильс вышел, а Свенсен подошел к мольберту, на котором стояла картина Пинтуриккио «Мальчик в голубом» и накинул на нее кусок материи.
— Ну что ж, Нильс, вы, пожалуй, правы. Пригласите его.
Вошел Тихвинский. Это был несколько располневший, но подвижный человек среднего роста, с чуть насмешливым выражением глаз.
— Господин Свенсен, — сказал князь, поклонившись. — Я весьма сожалею, что наше знакомство происходит при малоприятных для нас обоих обстоятельствах.
— Я тоже сожалею, — ответил Свенсен.
— Картина, которую вы приобрели у неизвестного лица, является моей собственностью. Вы крупный коллекционер, я не сомневаюсь, что в вашей библиотеке есть каталог моей коллекции, и, таким образом, вы, разумеется, отлично знаете, что приобретенная вами картина принадлежит мне.
— Принадлежала, — сухо сказал Свенсен.
— Принадлежит, — улыбаясь, сказал Тихвинский. — Цель моего визита состоит в том, чтобы заявить вам: я буду вынужден обратиться в суд с просьбой вернуть картину мне, как законному владельцу.
— Это ваше право, князь. Но вряд ли у вас что-либо выйдет.
— Поживем — увидим, господин Свенсен, — снова улыбнулся Тихвинский. — Но прежде чем уйти… я хотел бы взглянуть на картину. Простите мою сентиментальность, но я не видел ее несколько лет.